| 01 ноября 2011 |
Марина Абрамович c белым ягнёнком. Фотография Марины Абрамович для "Гардиан"
Мне нравятся хорошие интервью. Мне кажется, нет ничего полезнее для осознания творческого процесса, чем непосредственно слушать творческую личность или рассказчика о том, как всё создавалось и о том, почему они делают то, что делают. На этой неделе я приводила в порядок свои записи, среди которых попадались интересные интервью с легендарными людьми и, после первоначально отсева, у меня получился перечень из откровенных разговоров с Эрнестом Хемингуэем, Дитером Рамсом, Патти Смит, Стивом Джобсом, Энселом Адамсом, Тиной Браун, Чаком Клоузом и не только с ними.
Эрнест Хемингуэй читает свои записи. Примерно 1940. Фотография Роберта Капы
Это интервью с Эрнестом Хемингуэем, проведённое соучредителем издания "Парижское Обозрение" Георгом Плимптоном в Мадриде, неповторимо. Приведённый ниже отрывок – вступительное слово, где Плимптон подробно описывает рабочее место Хемингуэя.
У Хемингуэя с самого начала, всегда, была привычка писать стоя. Он стоит, обутый во всё те же огромные поношенные мокасины из кожи малого куду, напротив него - пишущая машинка и доска для записей.
Когда Хемингуэй начинает новую работу, он сначала пишет карандашом на тонкой бумаге, которую он кладёт на доску для записей. У него под рукой, слева от пишущей машинки, есть пачка чистой бумаги, которую он достаёт, снимая металлический зажим с надписью «За это следует заплатить». Он кладёт бумагу на доску для записей, опираясь на неё левой рукой, придерживает и заполняет её почерком, который с годами стал большим и мальчишеским, пропускает знаки препинания и прописные буквы, отделяет абзацы крестиками. Страница закончена. Он кладёт её написанной стороной вниз на другую доску, которая находится справа от пишущей машинки.
Хемингуэй отодвигает доску для записей и перемещается к пишущей машинке только в том случае, если работа идёт хорошо и быстро и, по крайней мере для него, просто – например, когда он пишет диалог.
Он ведёт учёт своего ежедневного продвижения – «для то, чтобы не обманывать себя» – на сделанном из картонной коробки большом графике, который он поставил у стены под головой горной газели. Цифры в графике показывают ежедневную производительность в словах, которая может быть разной: 450, 575, 462, 1250, опять 512 слов. Там, где показатели наиболее высокие, Хемингуэй поработал дополнительное время, чтобы не чувствовать себя виноватым, когда он пропустит следующий день, посвятив его рыбалке в Гольфстриме.
В этом интервью изданию "Гардиан" представитель перформанса, художник Марина Абрамович рассуждает о своём становлении как художника и об обучении для своего представления «Художник присутствует» (The Artist Is Present), которое состоялось в 2010 году в Музее современного искусства и во время которого ей нужно было просидеть на стуле 700 часов.
«Я должна подготовиться физически и умственно к искусству терпения. Я стала вегетарианкой, я много медитировала. Я делала чистки. Я готовлю тело и разум. Я учусь есть определённую пищу, так чтобы мне не хотелось в туалет в течение семи часов. Я учусь спать ночью короткие промежутки времени. Это очень тяжело: спать, просыпаться, пить, идти в туалет, делать упражнения, спать, просыпаться... Даже во многом невыполнимо».
Она говорит, что сидеть без движения – очень тяжело и что то, что она выбрала деревянный стул без подлокотников было её самой большой ошибкой. «Эта маленькая деталь оказалась такой существенной. Плечи сутулятся, руки отекают, боль усиливается. Затем рёбра начинают впиваться в органы. У меня все болело, и даже были такие моменты, когда боль, казалось, исчезала, но потом она всё равно возвращалась. В конце концов, всё свелось к полной самоотдаче и дисциплине».
В этом старом интервью изданию "Rolling Stone" вы можете прочитать, о чём думал Стив Джобс семнадцать лет назад. Тогда он уже продумывал программное обеспечение для iPhon и iPad.
Джобс: Как вы знаете, большую часть своей рабочей деятельности я посвятил программному обеспечению. В Apple II не было особого программного обеспечения, а вот Mac – это то, что надо, и при том в красивой коробке. Нам пришлось создать свою коробку, потому что к этому программному обеспечению не подходило ничего из уже созданного, но, тем не менее, главным тут всё равно осталось программное обеспечение. Я участвовал в создании такого программного обеспечения как PostScript и Adobe. И то, что мы сделали с системой NEXTSTEP – это всё тоже программное обеспечение. Мы попытались продавать его в по-настоящему красивой коробке и извлекли из этого очень хороший урок. Когда вы предлагаете людям делать что-то не так, как делает большинство, вы рискуете. Потому что должно быть что-то, ради чего они станут перестраиваться, а иначе они не будут рисковать.
Мы поняли, что люди не будут менять привычный уклад ради чего-то, что в полтора или два раза лучше того, к чему они привыкли. Этого недостаточно. Для того, чтобы люди перестали делать так, как делает большинство, вы должны предложить им что-то в три или в четыре, или в пять раз лучше от того, что у них есть.
Проблема заключается в том, что на данном этапе невозможно создать железо, которое было бы два раза лучше, чем чьё-либо ещё. Вам повезёт, если вам удастся создать железо в 1,3 раза или 1,5 раза лучше, чем сейчас существует. А через каких-то полгода кто-то создаст ещё лучше. Но это можно сделать с программным обеспечением. Я думаю, что, на самом деле, мы обогнали всех остальных на последующие пять лет.
…
Репортёр: В наше время нельзя открыть газету и не наткнуться на какую-нибудь статью об Интернете и об информационных супермагистралях. К чему это всё приведёт?
Джобс: В Интернете нет ничего нового. Десять лет назад он уже существовал. Сейчас очередь дошла до обычных пользователей компьютеров.
Мне это по душе. Но я думаю, что Интернет в личном кабинете – это лучше, чем Интернет в гостиной. Когда в доме появляется Интернет, это не просто цифровое сведение лучей в распределительной коробке, это – информационная супермагистраль. Если всё сводится к отказу от похода в видеопрокат и к экономии времени на дороге, то меня это не приводит в восторг. Мне не добавляет энтузиазма идея магазина на дому. Но меня вдохновляет возможность использовать Интернет у себя в кабинете.
В своём самом последнем интервью фотограф Энсел Адамс описывает то, как он визуализирует, а затем создаёт фотографии.
Репортёр: Вы употребляете слово «визуализация» для того, чтобы описать процесс продумывания фотографии до того, как начать снимать так, чтобы не делать это наугад. Вы считаете, в этом есть смысл?
Адамс: Я считаю, в этом есть смысл. Существует два подхода. Один из них – искусственный подход. Это когда вы работаете в студии, устанавливаете там различные фоны и предметы, экспериментируете с цветом. Другой подход, который мне кажется более продуктивным в результате, называется «прямой» фотографией. Вы натыкаетесь на явление природы, которое вы можете визуализировать как картинку. Затем, если вы на это способны, вы начинаете создавать эту картинку. Это всегда срабатывает. Теоретически моим ошибкам не может быть оправдания. У меня может не получиться выразительная картинка, но, по крайней мере, мне следует заснять всё, что я запланировал и доказать этим, что я не ошибся в своих суждениях или не допустил глупую арифметическую оплошность. Я могу работать с увеличенным в масштабе предметом и не принять во внимание, например, длину конечностей. И я могу применить фильтр и не учесть коэффициент экспозиции. Такое случается с каждым, в том числе и со мной, и может привести в сильное замешательство.
Я думаю над тем, как Стиглиц определял фотографию – эти слова я часто слышал от него. Раньше, когда люди с пренебрежением относились к тому, что он называл «художественной фотографией» или «фотоискусством», они спрашивали: «Мистер Стиглиц, как вы дошли до художественной фотографии?». Он отвечал: «Когда у меня есть желание фотографировать, я выхожу в мир со своим фотоаппаратом. Я наталкиваюсь на что-то, что вызывает у меня эмоциональное и этическое волнение. Это творческое волнение. Своим внутренним зрением я вижу картинку и я начинаю фотографировать, а затем преподношу вам аналог того, что я увидел и почувствовал. Слово «аналог» - очень важное. Есть два аспекта – то, что видишь и то, что чувствуешь. Поэтому натуралистический элемент фотографии является очень важным. Когда вы намеренно отступаете от какой-то природной ситуации, вы можете навлечь неприятности. Особенно, если вы зашли слишком далеко.
Радиоприёмник ABR 21 фирмы «Браун». Сконструирован Дитером Рамсом.
Известный благодаря своим десяти принципам хорошего дизайна, Дитер Рамс стал легендарным директором немецкой фирмы электротоваров «Браун». Это интервью состоялось как раз перед его недавней выставкой в Лондонском музее дизайна, которая называется Меньше и больше.
Репортёр: Ваша фраза «меньше, но лучше» изначально воспринималась как подтверждение чистоты дизайна. Но она преобразовалось в идею уменьшения и долгой службы. Что нужно делать миру, чтобы следовать этой идее?
Рамс: В современной нам жизни много беспорядка, и дизайнер вынужден думать над тем, как помочь навести порядок. Это относится и к шуму. Мы не обращаем внимания на беспорядок. Никто уже не обращает внимания на то огромное количество шума, которое нас постоянно окружает. Может быть, только иногда, когда мы, опаздывая, попадаем в пробку, мы вдруг обнаруживаем какой вокруг нас хаос. В Лондоне, во Франкфурте, в Берлине – везде сейчас происходит то, что по отношению к Нью-Йорку 30-х годов Корбюзье назвал «прекрасной катастрофой». Сейчас во всех больших городах мира происходит прекрасная катастрофа. Нам нужно думать намного больше над тем, что нам действительно нужно: как часто нам нужна та или иная вещь и какое количество вещей нам на самом деле нужно. Если мы хотим остаться на этой планете больше, чем на пятьдесят лет, мы должны серьёзно отнестись к этому вопросу.
Репортёр: Для многих людей беспорядок окружающей их жизни также отражается на их личном пространстве, а именно – в огромной беспорядочной куче вещей. Может ли такой беспорядок быть чем-то положительным?
Рамс: В вашем личном пространстве должны быть места, где присутствует некоторый беспорядок для того, чтобы вы могли найти ещё какие-то места, где всё находится в полном порядке. Контраст порядка с беспорядком иногда может быть очарователен. Нужно, чтобы была разница. Иначе чувство порядка притупляется, а это необходимое чувство.
Две известные персоналии в мире Интернет-изданий, Арианна Хаффингтон и Тина Браун, основатели Huffington Post и Daily Beast, беседуют о нынешнем поколении издателей.
Репортёр: Вас часто называли плохой прессой. Как вы справляетесь с этим?
Хаффингтон: То, как я справляюсь с этим, указывает мне на уровень моего прогресса в сфере духовного. Мне не нравится быть толстокожей. Мне кажется, мы должны быть подобны детям. Дети печалятся, плачут и забывают о своих печалях – через шесть секунд всё становится на свои места. Это то, к чему я стремлюсь.
Браун: Сейчас я намного проще, чем раньше, отношусь к этому. Я прошла через обсуждения в издании Talk magazine, однажды меня клеймили позором на главной странице New York Post,и это дало мне какое-то ощущение свободы. Сначала это похоже на удар по голове. А потом приходит мысль: «Ну и что? Это совсем даже не плохо. Я всё ещё здесь». Мне кажется, это была самая счастливая пара лет, когда я вдруг смогла позволить себе встречать дочь из школы и навещать друга в больнице. Когда я занялась the Beast, я делала это для удовольствия, а не сидела и не волновалась, что что-то не получится. Плохие отзывы могут испортить на час вам настроение утром – но, по-правде сказать, со мной этого уже давно не случается. Я уже не ищу отзывы о себе через Google, потому что мне всё равно [смеётся].
Хаффингтон: Возможно, это самое главное, что мы можем донести до женщин, которые моложе нас. Я постоянно рассказываю моим дочерям о своих неудачах. Недавно Кристина сказала: «О, нет, мама, только не надо снова о том, как твою первую книгу не приняли в 36 издательствах». Потому что в конце концов, если вы обратите внимание что на то, что приводит людей, а особенно женщин, к успеху, вы поймёте, что это – умение не сдаваться.
Браун: Знаете, у моего друга есть хорошая присказка: «Нет скучнее человека, чем тот, кто никогда не проигрывал» [смеётся]. В любой большой карьере есть плохие времена и хорошие времена. Арианна, я уверена, что твои самые тяжёлые периоды, на самом деле, были хорошим для тебя уроком.
Это недавнее интервью с художником, создателем комиксов Р. Крамбом открыло серию интервью об «искусстве комиксов» в издании «Парижское обозрение». В нём Крамб рассказывает о том, как будучи ребёнком, он пытался начать свою профессиональную деятельность.
Репортёр: Должно быть, мимеограф был для вас удивительным открытием.
Крамб: Да, я помню, когда я впервые сделал комикс на нём. Я был тогда в седьмом классе и увидел, что печать может быть действительно захватывающей. Я сделал пятьдесят копий. Ух ты! Вот это сила печати! А когда мне было пятнадцать, мы с братом создали какое-то подобие журнала Mad и назвали его Foo. Мы намеревались печатать и продавать его. Мы заработали и оплатили за распечатку на Ксероксе на работе нашего отца, и он принёс 300 наших копий. Они были плохо напечатаны, потому первые чёрно-белые Ксероксы не печатали чёрный цвет действительно чёрным. Но даже на это мы смотрели с восхищением. Но мы не смогли продать наш журнал, и это нас разорило. Закончилось тем, что мы ходили по квартирам многоэтажек в Довере, штат Делавэр, которые находятся возле военно-воздушной базы, и врали людям, что этот журнал является нашим школьным творческим проектом. Только тогда они покупали его.
Репортёр: И какова была цена?
Крамб: Десять центов. Некоторые люди брали журнал без лишних вопросов, а некоторые просматривали его и говорили: «Что это такое?» Мы отвечали, что это комиксы, которые мы сами нарисовали. «А что значит Foo?» - спрашивали у нас. Мы не могли этого объяснить и люди не хотели его покупать. Некоторые люди засыпали нас вопросами о том, точно ли эти деньги пойдут в школу и кто наш учитель по рисованию. Мы говорили имя учителя и подтверждали, что да – эти деньги на нужды школы. Никто не позвонил в школу из-за этих паршивых десяти центов. Но сама ситуация была противной – два парня, продающих комиксы, которые они сами нарисовали и люди, которые не хотят покупать абсолютно ненужный им мусор. Мы обожглись на этом бизнесе. Мы хорошо рисовали, а для нашего возраста это было вообще просто чудесно и профессионально, но бизнес сыграл с нами злую шутку. В конце концов мы сожгли большую часть экземпляров во дворе.
Патти Смит. Примерно 1969. Фотография Джуди Линн.
Главный редактор журнала Interview Кристофер Боллен беседует с иконой рока Патти Смит о выходе её невероятных мемуаров «Просто дети» (Just Kids) и о её отношениях с фотографом Робертом Мапплторпом. В этом отрывке Патти Смит рассуждает о привычках, которые связаны для нас с процессом творчества.
Репортёр: Я могу пить кофе непрерывно. Я уверен, что меня это однажды доконает.
Смит: У меня была привычка пить по 14 чашек кофе в день. Я быстро его выпивала и даже не замечала этого. Но потом, во время беременности, мне пришлось отказаться от кофе. Затем я остановилась на пяти или шести чашках. После того, как мне стукнуло 60 лет, я выпиваю только две чашки. Я делаю это так: я варю кофе-американо и ставлю рядом с ним воду, которой я его буду разбавлять, потому что тут главным является даже не кофе, а сама привычка его пить.
Репортёр: Это похоже на мою проблему. Я всегда курю, когда я пишу, а во всех остальных случаях я почти никогда не курю. Это плохо, но я боюсь, что если я избавлюсь от этой привычки, я буду не в состоянии писать.
Смит: Это часть вашего процесса. Без этого нельзя. Но я могу посоветовать вам, как можно приспособиться. Вы не можете без этой привычки. Как и я без кофе, который является частью моего процесса. Сейчас, когда хочу пойти в кафе и поработать там пару часов за чашечкой кофе, я, конечно, иду и заказываю его. В большей мере ради эстетики. Вы так же можете зажечь сигарету, положить рядом с собой и не курить.
Репортёр: Вы думаете, это сработает?
Смит: Если для творческого процесса вам нужна какая-то вредная привычка, вам придётся оставить её. Послушайте меня, ведь это очень важно. Я видела, как многие люди опускались из-за своих пагубных привычек, которые были необходимы им для творческого процесса. А ведь это всего лишь привычка. Они могут обходиться без неё, но они так не считают, поэтому она разрушает их. Вот так я не могу без кофе. Я могу не пить его, но мне нужно, чтобы он был около меня. Так я чувствую себя крутой. А вот с чаем я себя крутой не чувствую. [Боллен смеётся] Ведь есть мои фотографии 70-х годов, на которых я держу в руках сигарету. Все думали, что я курю. А я не могу курить, потому что в детстве у меня был туберкулёз. Но мне нравится, как это выглядит – наподобие Бетт Дэвис или Жанны Моро. Поэтому я просто брала сигарету, зажигала её, могла сделать пару затяжек, но, в основном, я просто держала сигарету в руках. Кто-то считает это лицемерием. Но для меня это совершенно не лицемерие. На самом деле, мне не нравится курить сигареты, но мне нравится тот образ, который создаётся, когда я курю. Это плохой пример для окружающих? Вот и хорошо, что теперь я призналась, что в действительности я не курю.
Репортёр: Я думаю, это просто часть романтики творчества, Будучи человеком искусства, вам в какой-то мере необходимо создавать себе романтику во время работы.
Смит: Да. Но я, наверное, исключение. Я не сильно изменилась с тех пор, как мне исполнилось 11 лет. Я одеваюсь всё в том же стиле. Я всё так же продолжаю учиться. И подобно тому, как, когда я была ребенком, я хотела написать стихотворение про Симона Боливара. Я ходила в библиотеку и прочитала о нём всё, что могла. Я много конспектировала. Я сделала конспект на 40 страниц, только для того, чтобы написать небольшое стихотворение. Видите, мой творческий процесс не сильно изменился.
Если вы постоянный читатель этого сайта, вы уже сталкивались с чётко сформулированными цитатами Чака Клоуза, которые я тут выкладывал. Недавно в архиве издания Esquire, в разделе «What I’ve Learned» я наткнулся на потрясающий материал Чака Клоуза, где он делится своим опытом создания искусства.
Роль вдохновения сильно преувеличена. Если вы сядете и будете ждать с моря погоды, не обязательно всё получится так, как вы того ожидаете. Намного чаще спасение заключается в работе.
Фактически всё, что я сделал, является результатом моей неспособности учиться. Я не могу запоминать лица и я также никогда не помню имена. Но у меня отличная память на двухмерные изображения.
Выбор, при котором вы стараетесь чего-то избежать, всегда интереснее просто выбора чего-нибудь.
Я не был хорошим студентом. Я не был спортсменом. Я думаю, именно это помогло мне рано выбрать дорогу, по которой идти. Я нашёл интересное для себя занятие и направил все силы на него, потому что я понимал, что, если я его брошу, то мне нечего больше будет делать.
Создавайте себе проблемы. Если вы сами себе создадите проблему, то вам придётся её решить. Но поскольку вы создали её сами, то никто не сможет дать совет, который бы вас полностью устроил. Таким образом, вам самому придётся искать решение.
До того, как вы найдёте правильный ответ, вы много раз ошибётесь.
А какие интервью вдохновляют вас?
Мне бы очень хотелось, чтобы вы в комментариях поделились другими замечательными интервью, которые могут вдохновлять людей.
|
